Неточные совпадения
Хлестаков (
голосом вовсе не решительным и не громким, очень близким к просьбе).Вниз,
в буфет… Там скажи… чтобы мне дали пообедать.
Осип приносит свечу. Хлестаков печатает.
В это время слышен
голос Держиморды: «Куда лезешь, борода? Говорят тебе, никого не велено пускать».
Голос городничего. Эй, Авдотья! ступай
в кладовую, вынь ковер самый лучший — что по голубому полю, персидский. Скорей!
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина.
Голос его всегда почти ровен,
в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
—
Катается по бережку,
Гогочет диким
голосом,
Как
в бане на полке…
— А счастье наше —
в хлебушке:
Я дома
в Белоруссии
С мякиною, с кострикою
Ячменный хлеб жевал;
Бывало, вопишь
голосом,
Как роженица корчишься,
Как схватит животы.
А ныне, милость Божия! —
Досыта у Губонина
Дают ржаного хлебушка,
Жую — не нажуюсь...
Пир кончился, расходится
Народ. Уснув, осталися
Под ивой наши странники,
И тут же спал Ионушка
Да несколько упившихся
Не
в меру мужиков.
Качаясь, Савва с Гришею
Вели домой родителя
И пели;
в чистом воздухе
Над Волгой, как набатные,
Согласные и сильные
Гремели
голоса...
Сам губернатор к барину
Приехал: долго спорили,
Сердитый
голос барина
В застольной дворня слышала...
У столбика дорожного
Знакомый
голос слышится,
Подходят наши странники
И видят: Веретенников
(Что башмачки козловые
Вавиле подарил)
Беседует с крестьянами.
Крестьяне открываются
Миляге по душе:
Похвалит Павел песенку —
Пять раз споют, записывай!
Понравится пословица —
Пословицу пиши!
Позаписав достаточно,
Сказал им Веретенников:
«Умны крестьяне русские,
Одно нехорошо,
Что пьют до одурения,
Во рвы,
в канавы валятся —
Обидно поглядеть...
Запомнил Гриша песенку
И
голосом молитвенным
Тихонько
в семинарии,
Где было темно, холодно,
Угрюмо, строго, голодно,
Певал — тужил о матушке
И обо всей вахлачине,
Кормилице своей.
И скоро
в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлачине
Слилась, — и лет пятнадцати
Григорий твердо знал уже,
Кому отдаст всю жизнь свою
И за кого умрет.
«Я — русский мужичок!» —
Горланил диким
голосомИ, кокнув
в лоб посудою,
Пил залпом полуштоф!
— Певец Ново-Архангельской,
Его из Малороссии
Сманили господа.
Свезти его
в Италию
Сулились, да уехали…
А он бы рад-радехонек —
Какая уж Италия? —
Обратно
в Конотоп,
Ему здесь делать нечего…
Собаки дом покинули
(Озлилась круто женщина),
Кому здесь дело есть?
Да у него ни спереди,
Ни сзади… кроме
голосу… —
«Зато уж голосок...
— Не то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон… тоже с
голосом…
Так вот они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Жи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А тот ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»
«Иду»-то это
в воздухе
Час целый откликается…
Такие жеребцы!..
Правдин (останавливая ее). Поостановитесь, сударыня. (Вынув бумагу и важным
голосом Простакову.) Именем правительства вам приказываю сей же час собрать людей и крестьян ваших для объявления им указа, что за бесчеловечие жены вашей, до которого попустило ее ваше крайнее слабомыслие, повелевает мне правительство принять
в опеку дом ваш и деревни.
Наконец он не выдержал.
В одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед
голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Он не жестикулировал, не возвышал
голоса, не скрежетал зубами, не гоготал, не топал ногами, не заливался начальственно-язвительным смехом; казалось, он даже не подозревал нужды
в административных проявлениях подобного рода.
Очевидно, однако ж, что она находилась
в волнении, потому что грудь ее трепетно поднималась, а
голос, напоминавший райскую музыку, слегка дрожал.
В эту торжественную минуту Угрюм-Бурчеев вдруг обернулся всем корпусом к оцепенелой толпе и ясным
голосом произнес...
— Здорово живешь, Домаха! — гаркнули
в один
голос граждане.
— Все ли вы тут? — раздается
в толпе женский
голос, — один, другой… Николка-то где?
Внятным и ясным
голосом он произнес:"Бездельники!" — и, сев
в кибитку, благополучно проследовал
в тот край, куда Макар телят не гонял.
И вот вожделенная минута наступила.
В одно прекрасное утро, созвавши будочников, он привел их к берегу реки, отмерил шагами пространство, указал глазами на течение и ясным
голосом произнес...
Остановившись
в градоначальническом доме и осведомившись от письмоводителя, что недоимок нет, что торговля процветает, а земледелие с каждым годом совершенствуется, он задумался на минуту, потом помялся на одном месте, как бы затрудняясь выразить заветную мысль, но наконец каким-то неуверенным
голосом спросил...
Мне неоднократно случалось
в сем триумфальном виде выходить к обывательским толпам, и когда я звучным и приятным
голосом восклицал:"Здорово, ребята!" — то, ручаюсь честью, не много нашлось бы таких, кои не согласились бы, по первому моему приветливому знаку, броситься
в воду и утопиться, лишь бы снискать благосклонное мое одобрение.
— Перуновы именины справляют, ваше высокородие! — отвечали
в один
голос квартальные.
— Рады стараться, ваше высокородие! — гаркнули
в один
голос полицейские и скорым шагом направились
в кабак.
Совершенно беззвучным
голосом выражал он свои требования и неизбежность их выполнения подтверждал устремлением пристального взора,
в котором выражалась какая-то неизреченная бесстыжесть.
— Атаманы-молодцы!
в ком еще крамола осталась — выходи! — гаркнул
голос из толпы.
Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат.
В походке,
в движениях,
в звуке
голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видала
в нем. Он вошел
в комнату и, не поздоровавшись с нею, прямо направился к ее письменному столу и, взяв ключи, отворил ящик.
Слушая эти
голоса, Левин насупившись сидел на кресле
в спальне жены и упорно молчал на ее вопросы о том, что с ним; но когда наконец она сама, робко улыбаясь, спросила: «Уж не что ли нибудь не понравилось тебе с Весловским?» его прорвало, и он высказал всё; то, что он высказывал, оскорбляло его и потому еще больше его раздражало.
Машкин Верх скосили, доделали последние ряды, надели кафтаны и весело пошли к дому. Левин сел на лошадь и, с сожалением простившись с мужиками, поехал домой. С горы он оглянулся; их не видно было
в поднимавшемся из низу тумане; были слышны только веселые грубые
голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
— Ну что за охота спать! — сказал Степан Аркадьич, после выпитых за ужином нескольких стаканов вина пришедший
в свое самое милое и поэтическое настроение. — Смотри, Кити, — говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, — что за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты знаешь, у него славный
голос, мы с ним спелись дорогой. Он привез с собою прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной бы спеть.
И среди молчания, как несомненный ответ на вопрос матери, послышался
голос совсем другой, чем все сдержанно говорившие
голоса в комнате. Это был смелый, дерзкий, ничего не хотевший соображать крик непонятно откуда явившегося нового человеческого существа.
Когда она увидала опять эти спокойные жесты, услыхала этот пронзительный, детский и насмешливый
голос, отвращение к нему уничтожило
в ней прежнюю жалость, и она только боялась, но во что бы то ни стало хотела уяснить свое положение.
Не дупель, а бекас вырвался из-под собаки. Левин повел ружьем, но
в то самое время как он целился, тот самый звук шлепанья по воде усилился, приблизился, и к нему присоединился
голос Весловского, что-то странно громко кричавшего. Левин видел, что он берет ружьем сзади бекаса, но всё-таки выстрелил.
В то время как Степан Аркадьич заходил за трельяж и говоривший мужской
голос замолк, Левин смотрел на портрет,
в блестящем освещении выступавший из рамы, и не мог оторваться от него.
И поэтому, не будучи
в состоянии верить
в значительность того, что он делал, ни смотреть на это равнодушно, как на пустую формальность, во всё время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего сам не понимает, и потому, как ему говорил внутренний
голос, что-то лживое и нехорошее.
В одну минуту он так перемесил всё это общественное тесто, что стала гостиная хоть куда, и
голоса оживленно зазвучали.
— Я помню про детей и поэтому всё
в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю, чем я спасу их: тем ли, что увезу от отца, или тем, что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом… Ну, скажите, после того… что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая
голос. — После того как мой муж, отец моих детей, входит
в любовную связь с гувернанткой своих детей…
— Любовь… — повторила она медленно, внутренним
голосом, и вдруг,
в то же время, как она отцепила кружево, прибавила: — Я оттого и не люблю этого слова, что оно для меня слишком много значит, больше гораздо, чем вы можете понять, — и она взглянула ему
в лицо. — До свиданья!
— Ах, какая прелесть, что за прелесть! Чудо! Какая прелесть! — заговорили они
в один
голос.
— Мне обедать еще рано, а выпить надо. Я приду сейчас. Ей, вина! — крикнул он своим знаменитым
в командовании, густым и заставлявшим дрожать стекла
голосом. — Нет, не надо, — тотчас же опять крикнул он. — Ты домой, так я с тобой пойду.
«Боже вечный, расстоящияся собравый
в соединение, — читал он кротким певучим
голосом, — и союз любве положивый им неразрушимый; благословивый Исаака и Ревекку, наследники я твоего обетования показавый: Сам благослови и рабы Твоя сия, Константина, Екатерину, наставляя я на всякое дело благое. Яко милостивый и человеколюбец Бог еси, и Тебе славу воссылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно и вовеки веков». — «А-аминь», опять разлился
в воздухе невидимый хор.
Когда чтец кончил, председатель поблагодарил его и прочел присланные ему стихи поэта Мента на этот юбилей и несколько слов
в благодарность стихотворцу. Потом Катавасов своим громким, крикливым
голосом прочел свою записку об ученых трудах юбиляра.
В то время как она отходила к большим часам, чтобы проверить свои, кто-то подъехал. Взглянув из окна, она увидала его коляску. Но никто не шел на лестницу, и внизу слышны были
голоса. Это был посланный, вернувшийся
в коляске. Она сошла к нему.
— Кто я? — еще сердитее повторил
голос Николая. Слышно было, как он быстро встал, зацепив за что-то, и Левин увидал перед собой
в дверях столь знакомую и всё-таки поражающую своею дикостью и болезненностью огромную, худую, сутоловатую фигуру брата, с его большими испуганными глазами.
— Да, славный, — ответил Левин, продолжая думать о предмете только что бывшего разговора. Ему казалось, что он, насколько умел, ясно высказал свои мысли и чувства, а между тем оба они, люди неглупые и искренние,
в один
голос сказали, что он утешается софизмами. Это смущало его.
— Я Марье Семеновне всегда советовал сдать
в аренду, потому что она не выгадает, — приятным
голосом говорил помещик с седыми усами,
в полковничьем мундире старого генерального штаба. Это был тот самый помещик, которого Левин встретил у Свияжского. Он тотчас узнал его. Помещик тоже пригляделся к Левину, и они поздоровались.
Далее всё было то же и то же; та же тряска с постукиваньем, тот же снег
в окно, те же быстрые переходы от парового жара к холоду и опять к жару, то же мелькание тех же лиц
в полумраке и те же
голоса, и Анна стала читать и понимать читаемое.
Тит освободил место, и Левин пошел за ним. Трава была низкая, придорожная, и Левин, давно не косивший и смущенный обращенными на себя взглядами,
в первые минуты косил дурно, хотя и махал сильно. Сзади его послышались
голоса...